Признаки времени - Страница 69

В связи с этим через многие очерки «Признаков времени» проходит образное понятие «торжествующее бесстыжество», мотив «пропал стыд». Постоянное внимание сатирика к этой теме — он посвящает ей в 1869 г. также сказку «Пропала совесть» и впоследствии разовьет ее в «Современной идиллии» — связано с тем, что во взглядах Салтыкова, моралиста-просветителя, с понятием «стыда», как существенной стороны общественного сознания, связывалась одна из возможностей пробуждения протеста, гражданских устремлений в обывательской массе.

Сатирик в очерках гневно обличает аморализм «хищников», и «гулящих людей», презрительно осмеивает ничтожество современных «триумфаторов» — «соломенных голов», и в то же время охвачен горьким, «мизантропическим настроением», в связи с фактом их торжества. Вместе с тем в сборнике «Признаки времени» уже отразилось преодоление в сознании писателя кризиса, вызванного поражением первого демократического натиска на самодержавие (проявлениями кризиса были, в частности, уход Салтыкова из редакции «Совр.», возвращение на государственную службу и отъезд в провинцию в 1865 г.). Опыт последней службы, наряду с уроками жестокой реакции после покушения Каракозова, окончательно убедили писателя в иллюзорности любых паллиативов и обходных путей к облегчению участи народа, любых отступлений от программы коренного демократического преобразования всего общественного строя.

В поисках конкретных путей к демократии и социализму Салтыков обращается в очерках также к новейшему историческому опыту Европы. В частности, он размышляет над процессом утверждения и распада во Франции империи Наполеона III, «цезаристской монархии в особенно гнусной форме», по определению В. И. Ленина.

Исследуя механизм утверждения реакции и пришедшую с ней атмосферу «самодовольной ограниченности», выясняя место реакционных эпох в историческом процессе, Салтыков в преддверии нового подъема освободительного движения приходит к важнейшим для стратегии демократии выводам о вредности «сужения задач» и погружения в мелочи, о губительности идейного компромисса.

Сонмищу «легковесных», «брюхопоклонников», властвующих «паразитов», разоряющих отечество, и либеральному «молчалинству», с его «умеренностью и аккуратностью» идеалов и стремлений, противостоит в очерках Салтыкова мир «высшего и безукоризнейшего патриотизма»: «дети», «мальчишки», подлинно «развитые люди» — революционеры, политическая и общественная самоотверженность которых является истинным двигателем прогресса, даже если она и не увенчалась непосредственным успехом («Сенечкин яд», «Русские «гулящие люди» за границей», «Сила событий», «Самодовольная современность» и другие очерки).

Прозорливость салтыковской оценки исторических заслуг революционной демократии подтверждена историей. В 1911 г. В. И. Ленин писал о шестидесятниках: «Революционеры 61-го года остались одиночками и потерпели, по-видимому, полное поражение. На деле именно они были великими деятелями той эпохи, и, чем дальше мы отходим от нее, тем яснее нам их величие, тем очевиднее мизерность, убожество тогдашних либеральных реформистов».

Прославляя подвиг революционеров, «борющихся с небом», подвиг Чернышевского и коммунаров, Салтыков утверждал в очерках «Признаков времени» мысль (шире она обосновывалась в «Письмах о провинции»), что непременное условие их победы — пробуждение к сознательному историческому деянию, к «действительной политической и социальной жизни» миллионных народных масс.

Сборник «Признаки времени» включает в себя весьма разнородный по жанру материал. Здесь и рецензия-пародия («Проект современного балета»), и художественная сатира, где повествование ведется от лица рассказчика («Завещание моим детям», «Новый Нарцисс…», названный Салтыковым «рассказом»), и публицистический очерк-монолог, в котором развертывается строго логическая система доказательств (например, «Самодовольная современность»).

Однако преобладает в «Признаках времени» своеобразное художественно-публицистическое «исследование» (автор иногда называет его «фельетоном»), в котором логический анализ социально-политических «язв» современности, «моровых поветрий» сочетается с их художественными зарисовками — в характерных диалогах, сценках. Салтыков развивает здесь литературный опыт публицистических хроник «Наша общественная жизнь» (1863–1864), давая, однако, художественно более обобщенную и объемную картину времени. Это прослеживается, в частности, в очерках, явившихся результатом переработки хроник. При переработке часто убирались злободневные пассажи и отдельные выпады, связанные с текущей журнальной полемикой. Благодаря этому те части хроник, в которых рисовалась идейная жизнь, нравственно-психологическое состояние общественных групп в момент начала пореформенной реакции, приобретали новый, укрупненный масштаб обобщения (см., например, «Сенечкин яд» и комментарий к нему).

Еще в «глуповском» цикле «Сатир в прозе» наметился один из характерных новаторских принципов сатирической типизации Салтыкова: создание не лично-индивидуализированных типов, а обобщенно-групповых, «стадных». Он развит в «Признаках времени». Эпизодическими образами бюрократов новой, пореформенной формации (Феденьки Козелкова, Швахкопфа и др.) лишь на мгновение выхватываются отдельные лица из общей характеризуемой однородной массы «хищников», «легковесных», «брюхопоклонников» и т. п. Для ее «стадной» художественной индивидуализации широко применяются зоологические уподобления («взбесившийся клоп», «прожорливая щука» и пр.) — то зерно, из которого впоследствии вырастут щедринские «Сказки». А творческие принципы преломления политического «положения минуты» в психологии и действиях «стадных типов» вскоре получат классическое воплощение в групповых образах «Господ ташкентцев» и «Дневника провинциала в Петербурге».